Она жила в Ленинграде.
Всю жизнь жила в Ленинграде.
В комнате на Фонтанке
Сделала первый шаг.

Потом она, кроха, снова
Ходить отучилась в блокаду,
От голода и от холода
Уже на ладан дыша.

Она жила в Ленинграде.
Всю жизнь жила в Ленинграде:
От букваря до диплома,
От бантиков до бигуди.

А он был еще курсантом,
Когда после бал-маскарада
Комната на Фонтанке
Шепнула ему: "Входи!"

Потом... Наступило время
И он ей сказал: - Так надо!
Я получил направленье.
Мы едем на Сахалин.

- Но я жила в Ленинграде.
Всю жизнь жила в Ленинграде.
И я не могу иначе.
И... можешь ехать один.

Их счастье считалось прочным.
Любовь их казалась вечной.
Но счастья без испытаний,
Любви безмятежной - нет.

И он ей сказал: "Трусиха!"
Она ему: "Бессердечный!"
За час до отхода поезда
Сдан в кассу "лишний" билет.

Ах, как далеко тот остров -
На самом краю России,
Но парень твердит упрямо:
"Здесь можно и нужно жить".

И вот замирает поезд
У океана синего,
С которым придется парню
И драться в кровь, и дружить.

Она - жила в Ленинграде.
Но что-то незримой стеною
Отгородило знакомых
Ласковые глаза.

Они любили свой город.
Но чтобы такой ценою!
И кто-то из них "пустышкой"
В сердцах ее обозвал.

А ей и самой было тошно.
Ох, как ей было тошно!
Комната на Фонтанке
Была без него мертва.

Бранила его по привычке,
А сердце, будто нарочно,
Шептало на всю Россию
Трепетные слова.

Однажды в далеком рейсе
Он колдовал над картой.
В рубку радист ворвался,
Хлопнул его по плечу

И, улыбаясь, подал
Маленький бланк стандартный
С коротким, как вспышка света,
И ярким словом: "Лечу".

Летит - это значит любит.
Значит - пришлось несладко.
Но даже и сам не знал он,
Как много она поняла.

Она была стойкой женщиной,
Истинной ленинградкой,
Но этой второй блокады
Выдержать не смогла.

На этом - конец балладе.
Она не морали ради.
Любая мораль бессильна,
Если любовь - не та.

Но если на свете двое
Друг друга любят и стоят,
Сердца позовет друг к другу
Их любви правота.